Само понятие консерватизма очень ёмкое и применяется для характеристики человеческих предпочтений в самых разных областях. Лично мне идея осмыслить пользу и вред консерватизма пришла, когда мысль зацепилась за богослужебные языки разных церквей. Консерватизм – это не всегда плохо. Иногда он консервирует хорошее и доброе, и не даёт проникнуть злому. Но ведь консервироваться может и не доброе. Человек по сравнению с Богом существо не совершенное и ограниченное. Человек и целые сообщества могут ошибаться, считая по гордости и тщеславию своих ошибки истиной. Если ошибка была, например, результатом неправильного нравственного выбора, и в отношении её проявился консерватизм общества, то будет законсервировано зло. Так, в развитых, или скорее переразвитых странах, уже законсервировано представление о гомосексуализме, как о норме.

Вместе с тем, консерватизм может консервировать и нейтральные вещи по отношению к нравственному выбору, например, инструменты или формы уже изменившегося содержания. Так, язык общения, который используется сейчас, и с помощью которого можно донести любую мысль до носителей на данной территории, это просто инструмент. Причем, в исторической перспективе, это постоянно совершенствующийся инструмент. Если некий очень важный текст изначально был составлен на языке удалённого в ретроспективе момента истории, то он может выступать критерием аутентичности для обновляющихся переводов конкретной современности, но к нему будут обращаться как к первоисточнику. Так поступают с обновляемыми переводами, например, Нового Завета, обращаясь к текстам на древне-греческом языке. Но переводят на язык в его сегодняшнем состоянии развития по всем его параметрам, вплоть до пунктуации. Странно было бы делать перевод священных текстов на язык, который не понятен современникам. Не менее странным выглядит нежелание сделать понятным язык богослужения, не менявшийся более двухсот лет.

И после этих рассуждений возникает вопрос, а почему у нас так держатся за церковно-славянский язык, который и близко не может быть эталоном для проверки на аутентичность богослужебных текстов? Ведь перевод Литургии на старо-славянский был осуществлен через 5 веков после составления текстов на древне-греческом. И сам церковно-славянский после этого перенес две реформы. Потому излишняя приверженность к текстам богослужений на этом языке больше похожа на фанатизм, чем на здоровый консерватизм.

Последний проявился бы, если бы наши православные ригористы отстаивали тексты на аутентичность по отношению к текстам, написанным свт.Иоанном Златоустом. Но если церковно-славянский язык частично искажает те тексты (и это подтверждают церковные авторитеты), то логичной и православной реакцией было бы желание добиться максимальной аутентичности текстов. А если мы ещё относимся к богослужению, не как к театральной постановке на евангельскую тему, подводящую нас к Евхаристии, а как к действу, требующего внимательного молитвенного включения прихожан храма, то нужна не только аутентичность, но и высокая восприимчивость богослужения адептами. Если у многих слушающих возникают когнитивные проблемы, то нужно поступать по заповеди апостола Павла, и говорить на понятном языке. Сейчас же служба на непонятном языке и чтение священных текстов на нём же, приводят к профанации Литургии в умах непонимающих верных. А некоторых даже выбрасывает за церковную ограду. И кому нужен такой консерватизм?

Мне сложно понять… Почему священноначалие так жёстко держится за старое и непонятное? Почему в наших храмах даже Евангелие читают на церковно-славянском языке? Хотя потом проповедь всегда на русском или украинском. Почему католики в процессе прозелитизма начинают с Мессы на  латинском, и гораздо позже, со скрипом, соглашаются на перевод службы на местные языки? Почему, часто коряво и типа дословно выполненный перевод служб на церковно-славянский язык (без учёта лакун), сакрализуется, и выдаётся за эталон поэтичности и аутентичности? Почему люди так привержены форме, и им глубоко наплевать на содержание (в данном контексте, понимание и внимание)? Греков понять как-то можно. На древне-греческом составлялись службы с нуля. Хотя, если различия слишком затрудняют понимание (я не спец в греческом), то лучше было бы перевести богослужение на новогреческий.

У меня складывается впечатление, что люди собственную немолитвенность и маловерие прикрывают консерватизмом, выдавая его за верность, хотя реально это ригоризм, а то и фанатизм обрядоверов. Ведь верность в христианском контексте – это уподобление Христу и верность лично Ему. И консервировать имеет смысл то, что может этому научить – Новый Завет и его трактовка отцами и богословами Православной церкви, труды которых её коллективный разум признал авторитетными. Даже некоторые правила Вселенских соборов требуют частичной адаптации под изменившиеся условия развития Церкви. Что уж говорить о языках, которые заметно меняются даже на протяжении жизни 4-5 поколений.

Но, оказывается, то, что лежит на поверхности и легко воспринимается простым здравым смыслом и очевидностью, для существенного ультраконсервативного (и даже без приставки ультра-) сегмента Церкви, изменение языка богослужения оказывается соблазном. Причём, соблазном такого уровня, который грозит перерасти в раскол (берут меня большие сомнения, что в раскол уйдёт критическая масса, особенно, если приложить достаточные разъяснительные усилия). И чтобы не потерять этих, по сути православных фарисеев, в духовном убытке оказывается большинство прихожан и страдает миссия Церкви, страдает смысл, страдает содержание, поскольку страдает понимание. Понятное дело, можно прийти на исповедь и причастие, Евангелия и Послания почитать дома, не обращая внимания на содержание службы, как сейчас многие и поступают. Но что-то в таком подходе есть ущербное. Совесть об этом сигнализирует. Особенно, когда лично знаешь людей, ушедших в протестантизм от непонимания происходящего, и непонимания смысла непонимания. Потому консервирование инструмента путем очень редких реформ считаю нездоровым консерватизмом верующих людей, считающих, что здравый смысл в церкви противопоказан и истина бывает только в прошлом.

Есть еще консерватизм формы, который сохраняет часто бессмысленные по форме действия, в которых пропал всякий смысл. Об эктении об оглашенных говорят уже давно и многие, что ее нужно убирать и снять бессмысленное и громогласное тройное требование покинуть храм, но никто не решится это сделать, хотя соборы собираются. Уже давно можно было включить в любой собор в повестку дня и закрыть этот вопрос. Но и здесь священноначалие просто боится консерваторов и раскола, не желая тратить усилия на объяснение смыслов этих действий.

Перед исповедью люди поворачиваются и формально просят прощения (в двухтысячном приходе), где мало кто кого знает, и тем более не общается. Смысл имеет это действие на приходах, где все друг друга знают, и возможно кого действительно осудили. В самой молитве перед исповедью читается куча грехов с непонятными названиями (мшелоимство, тайноядение и т.п.). Но кого интересует смысл?

А никто не задумывался, почему у нас при нормальном электрическом освещении храмов, пономари носятся с подсвечниками и свечами? Раньше, понятно, диакону нужно было прочитать с бумажки или из книги, и надо было это увидеть, для начала. Но сейчас таких проблем нет, всё всегда видно. Есть и другие подобные бессмыслицы, типа лампад на иконах, о них всем известно. Эти я привел просто в качестве примера. Это всё мелочи и формы без содержания, но и здесь наши консерваторы станут горой на защиту бессмыслицы, и увидят в этих хождениях чуть ли ни весь смысл богослужения.  Главное сохранить всё как было. И именно такая позиция почему то считается верностью православию в противовес «обновленцам-антихристам». Тоскливо…

Мне иногда приводят пример, что, мол, у католиков и протестантов всё понятно, но храмы пустеют. Но пустеют они не от того, что понятно (кстати, пустеют не у всех, возьмите хотя бы Свидетелей Иеговы), а от того, что Церкви утрачивают хребет и прогибаются под веяния времени (не вступая в борьбу с принципом недискриминации, который отразился в законах, и прогибаясь под них отказом от евангельских заповедей). Не видя инаковости в церквях, их адепты уходят от них.

Консерватизм должен быть в отношении евангельских ценностей, христовых заповедей, понятия греховности и истинных способов побеждения греха в себе. Преподанное учение Христом и Святым Духом через апостолов абсолютно, поскольку посеяно Абсолютом. Оно неизменно, как неизменен Бог. Церковь же является Телом Христовым, живет и развивается в изменяющемся мире, и просто обязана меняться. Тело рождается (в Пятидесятницу) и развивается. Нельзя его консервировать (кремировать живым, оно от этого просто помрёт). Церковные формы могут меняться, и в этом проявляется взросление Церкви. Потому консерватизм всепоглощающий, от учения до формы обрядов и даже инструментов – противоречит концепции развития Церкви, как Тела Христового. Потому, думаю, что то, что напрямую от Бога, должно быть неизменным, а то, что от людей – может и должно меняться. И сюда можно отнести службы, обряды и инструменты, в том числе, и церковный язык.